Город ведёт на верёвке деревню: Набок упасть петушиному гребню, Белой корове вовек не доиться, А мужикам – на кресты материться… Город, народу совсем ты не дорог, Светлой деревне ты ворон и ворог. Город ведёт на верёвке деревню, Срамно ристалище злыдней и вредней, Стаи деревьев стенают без веток, Тускнет мерцанье фонтанных монеток. Город, народу совсем ты не дорог, Светлой деревне ты ворон и ворог. Город ведёт на верёвке деревню, Тризну справляет заместо обедни, В муках журавль, коченеет синица… Осточертели пустые глазницы.
|
Замедлялся закат заоконный И рябины сургучная кровь... Не спасёт никакая икона Дом, где перелюбили любовь, Дом, где предали и растоптали Драгоценный терпенья ломоть. И уста не напьются устами, И тела – безнадёжная плоть
|
¤
Когда чредой разорванных полотен Оскалит небо свой линялый зев, Последний лист, как тромб, срывает осень С тревожно ожидающих дерев. Как много их, тьматысячных, не вечных Листов, им было сказано: «Уже»… Лежат они, как жизни человечьи, В прошедшем времени, в забытом падеже. Кругом стволы – опора за опорой, Напившись соком жизненным глубин, Как старцы, дремлют мудро и суворо, Окованные панцирем морщин. А листья, словно прожитые лица, Лежат пластами, втоптанные в грязь, Лежат, как обветшалые страницы, В которых чья-то мысль не родилась
|
|
Град кô пса води село на узици: Модеран бити – макар и на улици; Белу краву сви да помузу желе – У граду си неко чак и кад си теле, Али човече – град су лица, не путеви, Та светлост селу су вране и лешеви Град кô пса води село на узици: У штету и срам вуку га злобници, Да у диму стење кô дрво без грана И трепери кô новчић на дну фонтана; Али човече – град су лица, не путеви, Та светлост селу су вране и лешеви Град кô пса води село на узици: Погребни гости место слављеници; Да с муком дижу укочене груди, Очију празних сити и луди.
|
¤
Иза прозора закаснели сутон Као оскоруша и восак у крви... Неће спасити светац ни икона Дом у коме љубав изјели су црви, Кућу у којој је издано, згажено Стрпљење као драги камен вредно, И неиспијене усне уснама жедним, И два тела што не беху једно
|
¤
Када се с платна ведрине слика смрви, Небо накрене бледо ждрело; Последњи лист јесени, кô угрушак крви, С дрвећа пашће невесело. Колико њих, мноштвенотмастих, не вечних Лиски – жалосно рече: „Зар већ?“ Кô људи – и њих је несрећних, У заборављеном падежу умрла реч. За стабло везане милост са милошћу, Пијане од сока са дна живота Кô старац дремају строгом мудрошћу – Заробљене на самом дну ћивота. А лишће – живо као нечије лице, Као поцепане из блока странице: Згажено лежи испод прашине; Нечије мисли у процепу тишине.
|
|