Город ведёт на верёвке деревню:
Набок упасть петушиному гребню,
Белой корове вовек не доиться,
А мужикам – на кресты материться…
Город, народу совсем ты не дорог,
Светлой деревне ты ворон и ворог.
Город ведёт на верёвке деревню,
Срамно ристалище злыдней и вредней,
Стаи деревьев стенают без веток,
Тускнет мерцанье фонтанных монеток.
Город, народу совсем ты не дорог,
Светлой деревне ты ворон и ворог.
Город ведёт на верёвке деревню,
Тризну справляет заместо обедни,
В муках журавль, коченеет синица…
Осточертели пустые глазницы.
|
Замедлялся закат заоконный
И рябины сургучная кровь...
Не спасёт никакая икона
Дом, где перелюбили любовь,
Дом, где предали и растоптали
Драгоценный терпенья ломоть.
И уста не напьются устами,
И тела – безнадёжная плоть
|
¤
Когда чредой разорванных полотен
Оскалит небо свой линялый зев,
Последний лист, как тромб, срывает осень
С тревожно ожидающих дерев.
Как много их, тьматысячных, не вечных
Листов, им было сказано: «Уже»…
Лежат они, как жизни человечьи,
В прошедшем времени, в забытом падеже.
Кругом стволы – опора за опорой,
Напившись соком жизненным глубин,
Как старцы, дремлют мудро и суворо,
Окованные панцирем морщин.
А листья, словно прожитые лица,
Лежат пластами, втоптанные в грязь,
Лежат, как обветшалые страницы,
В которых чья-то мысль не родилась
|
|
Град кô пса води село на узици:
Модеран бити – макар и на улици;
Белу краву сви да помузу желе –
У граду си неко чак и кад си теле,
Али човече – град су лица, не путеви,
Та светлост селу су вране и лешеви
Град кô пса води село на узици:
У штету и срам вуку га злобници,
Да у диму стење кô дрво без грана
И трепери кô новчић на дну фонтана;
Али човече – град су лица, не путеви,
Та светлост селу су вране и лешеви
Град кô пса води село на узици:
Погребни гости место слављеници;
Да с муком дижу укочене груди,
Очију празних сити и луди.
|
¤
Иза прозора закаснели сутон
Као оскоруша и восак у крви...
Неће спасити светац ни икона
Дом у коме љубав изјели су црви,
Кућу у којој је издано, згажено
Стрпљење као драги камен вредно,
И неиспијене усне уснама жедним,
И два тела што не беху једно
|
¤
Када се с платна ведрине слика смрви,
Небо накрене бледо ждрело;
Последњи лист јесени, кô угрушак крви, С дрвећа пашће невесело.
Колико њих, мноштвенотмастих, не вечних
Лиски – жалосно рече: „Зар већ?“
Кô људи – и њих је несрећних,
У заборављеном падежу умрла реч.
За стабло везане милост са милошћу,
Пијане од сока са дна живота
Кô старац дремају строгом мудрошћу –
Заробљене на самом дну ћивота.
А лишће – живо као нечије лице,
Као поцепане из блока странице:
Згажено лежи испод прашине;
Нечије мисли у процепу тишине.
|
|
